Самые скандальные сцены «На 50 оттенков темнее»

Он улыбается возле моего горла и встает передо мной на колени. О, я чувствую себя такой властной! Запустив в джинсы большие пальцы, он аккуратно стягивает их, а потом и трусы. Я сбрасываю с ног плоские туфли, перешагиваю через одежду и остаюсь в одном бюстгальтере. Он замирает и глядит на меня с вопросом, но не встаёт.

— Что теперь, Анастейша?

— Поцелуй меня, — шепчу я.

— Куда?

— Ты знаешь.

— Куда? Я понятия не имею.

А, он пленных не берёт! Смущаясь, я показываю пальцем на мое сокровенное местечко, и он ухмыляется. Я закрываю глаза и сгораю от стыда, находясь одновременно в страшном возбуждении.

— С огромным удовольствием, — смеется он».

— Иди сюда. — Он тянет ко мне руки. — Садись на меня.

Он лежит на спине, но ноги у него согнуты в коленях.

— Обопрись спиной о мои колени.

Я сбрасываю шлёпанцы и сажусь на него верхом. Он смотрит на меня широко раскрытыми испуганными глазами. Но ему тоже интересно.

— По-моему, ты с энтузиазмом отнеслась к моему предложению, — ехидничает он.

— Я всегда отношусь положительно к новой информации, мистер Грей, а еще вы успокоитесь, потому что я буду точно знать, где проходят твердые границы допустимого.

Он качает головой, словно и сам пока не верит, что сейчас позволит мне разрисовать всё своё тело.

— Открой помаду, — велит он.

Ох, теперь вместо весёлого Кристиана я вижу перед собой босса. Но мне плевать.

— Дай руку.

Я протягиваю ему свободную руку.

— Нет, руку с помадой. — Он закатывает глаза.

— Ты от досады закатил глаза?

— Угу.

— Очень грубо, мистер Грей. Я знаю людей, которые впадают в бешенство, когда кто-то при них закатывает глаза.

— И ты тоже? — спрашивает он с иронией.

Я протягиваю ему руку с помадой. Внезапно он садится, и мы оказываемся нос к носу.

— Готова? — Его голос похож на нежное мурлыканье, и внутри меня все сладко сжимается. Ох!

— Да, — шепчу я.

Его близость волнует кровь, запах Кристиана смешивается с запахом моего лосьона. Он направляет мою руку к изгибу своего плеча.

— Нажимай, — на выдохе говорит он (у меня сразу становится сухо во рту) и ведет мою руку вниз, от плеча, вокруг подмышки и вниз по стороне грудной клетки.

Красная помада оставляет широкую и яркую полосу. Он останавливается внизу грудной клетки и направляет меня поперёк живота. Он напрягается и глядит, казалось бы, бесстрастно, в мои глаза, но за этой бесстрастностью я чувствую его напряженность.

Свое нежелание он держит под строгим контролем; я вижу, как он стиснул зубы и щурит глаза. На середине живота он бормочет:

— И кверху по другой стороне, — и после этого отпускает мою руку.

Я зеркально повторяю линию, которую провела по его левому боку. Он мне доверяет. Эта мысль наполняет меня ликованием, но радость умаляется тем, что теперь я могу пересчитать его боль. На его груди я вижу семь маленьких шрамов, белых и круглых. Мучительно больно мне видеть это ужасное, злое надругательство над его прекрасным телом. Какой негодяй мог причинить такую боль ребёнку?».

И вот мой любимый мужчина стоит здесь на синем ковре, в маске… эротичный до невозможности. Я хочу его. Немедленно. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него, сдирая одежду. Он медленно приближается ко мне, танцуя.

— У нас немного времени, Анастейша. Но, судя по нашему голоду, нам много и не нужно. Повернись. Дай-ка я извлеку тебя из этого платья.

Я поворачиваюсь и гляжу на дверь, радуясь, что она заперта. Он наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Не снимай маску.

В ответ моё тело заходится в судороге. Из меня вырывается стон. А ведь он даже не прикоснулся ко мне.

Он берётся за верх платья, его пальцы скользят по моей коже, вызывая вибрацию в теле. Быстрым движением расстёгивает молнию. Придерживая платье, помогает мне перешагнуть через него, потом поворачивается и аккуратно вешает его на спинку стула. Я остаюсь в корсете и трусиках. Сняв пиджак, он кладет его на платье. Замирает и несколько мгновений смотрит на меня, пожирая глазами. Я таю под его чувственным взглядом».

Я провожу пальцем по контуру его нижней губы, потом веду пальцы вниз по его горлу, к полустёртой красной черте у основания его шеи. Он глядит на меня сверху с приоткрытыми губами и всё ещё не дотрагивается до меня. Я веду пальцем по этой черте, он закрывает глаза. Его спокойное дыхание делается неровным. Мои пальцы замирают у бортика рубашки, и я берусь за ближайшую застёгнутую пуговицу.

— Я не буду дотрагиваться до тебя. Только сниму с тебя рубашку, — шепчу я.

Его глаза широко раскрылись и глядят на меня с тревогой. Но он не шевелится и не останавливает меня. Я очень медленно расстегиваю пуговицу, держа ткань подальше от его кожи, потом неторопливо перехожу к следующей и повторяю весь процесс — тщательно и сосредоточенно.

Я не хочу дотрагиваться до него. Вернее, хочу, но не дотрагиваюсь… После четвертой пуговицы вновь появляется красная линия, и я поднимаю лицо и робко улыбаюсь».

Не то что бы я никогда не ходила без своих трусиков до этого… Моя Внутренняя Богиня обернула розовое боа вокруг плеч, надела бриллианты и запрыгнула в свои трахни-менятуфли».

Боже мой! Вытаращив глаза, я смотрю на стоящих перед нами людей, на их затылки. Они и не подозревают, что мы делаем. Обняв за талию, Кристиан прижимает меня к себе, крепко держит, а в это время пальцы другой руки пробираются... чёрт побери... туда? Лифт плавно скользит вниз, останавливается на пятьдесят третьем этаже, входят новые люди, но я почти не замечаю этого. Я вся сосредоточилась на движении его пальцев. Вот они описывают кружочки, теперь проникают дальше, пробуют, нащупывают...

И снова я с трудом подавляю сладкий стон, когда пальцы находят свою цель.

— Всегда готова, мисс Стил, — шепчет он и вставляет палец внутрь меня. Я ахаю и вздрагиваю. Как мы можем вести себя так при людях? — Спокойно, — предупреждает он одними губами.

Мне стыдно, жарко, я горю страстью, оказавшись в ловушке лифта вместе с семью чужими людьми, шесть из которых и не подозревают, что творится в углу. Палец Кристиана скользит в меня и выходит, входит и выходит. Мое дыхание... Господи, как стыдно. Я хочу сказать ему «Перестань!..» — Нет, ещё!.. — Нет, перестань!.. Я без сил наваливаюсь на него, а он ещё крепче держит меня за талию, и я чувствую его эрекцию.

Мы останавливаемся опять, на сорок четвёртом этаже. Да сколько еще будет продолжаться эта мука?.. В меня... из меня... в... из... в... из... Я тихонько насаживаюсь на его бесстыдный палец. Что придумал Кристиан! То не желал прикоснуться ко мне даже чуть-чуть, а теперь вот что устроил! Сейчас я чувствую себя такой развратницей!

— Тихо, — шепчет он мне на ухо и, кажется, не обращает внимания, когда в лифт входят еще двое. Становится тесно. Кристиан отступает вместе со мной в самый угол и мучает меня дальше. Он прижимается губами к моим волосам. Я уверена, мы выглядим как молодая влюбленная парочка, воркующая в углу, и если бы кто-то оглянулся назад, то ничего бы не заподозрил... Между тем Кристиан вставляет в меня и другой палец».

Шумит вода, льётся на нас сверху.

— Ты любишь меня? — шепчу я.

Его глаза становятся еще больше, губы приоткрываются. Он вздыхает. Он кажется измученным и беззащитным.

— Да, — шепчет он. — люблю.

Мягкий плеск волн, покачивающих катамаран, и мирный покой каюты нарушаются только нашим учащённым дыханием, когда он медленно входит и выходит из меня, размеренно и сладко — божественно. Одну руку Кристиан положил мне под голову, погрузив пальцы в волосы, другой гладит мое лицо. Наклонясь, целует в губы.

Я окутана его любовью, словно коконом. Он медленно движется во мне, наслаждаясь мной. Я глажу его — не нарушая границ — ласкаю его руки, волосы, поясницу, крепкие ягодицы — и мое дыхание учащается, когда размеренный ритм толкает меня всё выше и выше к пику наслаждения. Кристиан покрывает поцелуями мое лицо, покусывает мочку уха. С каждым нежным рывком его бедер я всё ближе и ближе к блаженству…

Мое тело сотрясает дрожь. О, я уже так хорошо знаю это ощущение… Уже совсем близко… Ох…

— Хорошо, детка… отдайся мне вся… Молодец… Ана, — повторяет он, и его слова открывают во мне лавину счастья.

— Кристиан! — кричу я, и наши стоны сливаются воедино, когда мы вместе приходим к цели».

Я издаю стон; сердце выпрыгивает из груди. Дыхание учащается, по жилам проносится горячая, тяжёлая волна возбуждения. Кристиан ласкает мне зад, другой рукой держится за волосы у меня на затылке, а локтём надавливает на спину, не давая мне выпрямиться. Я совершенно беспомощна.

— Раздвинь ноги, — говорит он; я колеблюсь. Тогда он сильно бьёт меня — линейкой! Звук удара сильнее, чем боль, и это меня удивляет. Я ахаю, и он бьёт меня опять. — Ноги, — приказывает он. Учащенно дыша, я раздвигаю ноги. Линейка бьёт опять. Ой, больно! Но треск удара по коже страшнее, чем сам удар.

Я закрываю глаза и впитываю боль. Все не так страшно, а дыхание Кристиана делается всё жёстче. Он бьёт меня ещё и ещё, слушая мои стоны. Я не знаю, сколько ударов я смогу выдержать, но я слышу его дыхание, чувствую его эрекцию, и это питает мои возбуждение и готовность продолжать. Я перехожу на тёмную сторону, в то место души, которое я еле знаю, но уже посещала прежде, в игровой комнате — под музыку Таллиса. Линейка бьёт меня снова, я издаю громкий стон, и Кристиан стонет в ответ. Он бьёт меня ещё и ещё, и снова… на этот раз больнее — и я морщусь.

— Стоп. — Слово вырывается у меня прежде, чем я сознаю, что произнесла его.

— Он думает, что я положил на тебя глаз? — Он ухмыляется. — Что ж, пока я буду в Нью-Йорке, я хочу, чтобы ты подумала вот о чем. Я дал тебе эту работу и ожидаю от тебя благодарности. Я имею на неё право. Мне пришлось за тебя бороться. Элизабет хотела взять более квалифицированного работника, но я — я разглядел в тебе потенциал. Поэтому нам надо заключить сделку, чтобы ты меня порадовала. Ты понимаешь, о чём я говорю, Ана?

Чёрт!

— Если хочешь, можешь смотреть на это как на повышение квалификации. И если ты меня порадуешь, я закрою глаза и не стану рыться в том, как твой бойфренд дёргает за верёвочки, использует свои связи или получает взятки от одного из своих корешей из Лиги плюща.

У меня отвисла челюсть. Он меня шантажирует! Ради секса! А что я могу сказать? Известие о покупке Кристианом издательства остаётся под запретом еще три недели. Прямо не верится. Секс со мной!

Джек подходит еще ближе и теперь стоит прямо передо мной, глядит мне в глаза. Сладкий пронзительный запах одеколона вторгается в мои ноздри — это тошнотворно, — а в его дыхании, если я не ошибаюсь, заметна горьковатая вонь алкоголя. Чёрт, он пил… когда?

— Знаешь, Ана, ты такая соблазнительная, с крепкой попкой, так и хочется тебя насадить, — шепчет он сквозь сжатые зубы. — А ты меня все динамишь».

Его горящие глаза внезапно встречаются с моими. Он что-то вспомнил.

— Уже суббота! — восклицает он, в его глазах зажигается радостный и чувственный огонь. Он хватает меня за талию, прижимает к себе и неистово целует.

Ого, смена темпа!..

Его рука скользит вниз по моему влажному телу, гладит мою попу, его чуткие пальцы ласкают меня, дразнят, а его рот впивается в мои губы, терзает их, лишает меня дыхания. Другая рука погрузилась в мою мокрую гриву волос, придерживает мою голову, когда на меня обрушивается с полной силой вся его страсть. Вот его пальцы входят внутрь меня.

— Ах-х-х… — Мой стон вместе с моим дыханием врывается в его рот.

— Да-а, — стонет он в ответ и поднимает меня, подхватив под ягодицы. — Обвей меня ногами, малышка.

Мои ноги немедленно подчиняются команде, и я прилипаю, как улитка, к его шее. Он прижимает меня к стене душа и замирает, глядя на меня.

— Открой глаза. Я хочу в них смотреть.

Я гляжу на него, мое сердце бешено стучит, жаркая и тяжёлая кровь пульсирует в теле; меня захватывает желание, неодолимое и бешеное желание. Потом он входит в меня, ужасно как медленно, наполняет всю меня. Я издаю громкий стон. Он опять замирает, на его красивом лице отражается гамма чувств.

— Ты моя, Анастейша, — шепчет он.

— Да, навсегда.

Он торжествующе улыбается и резким движением насаживает меня еще глубже, заставляя меня испуганно вскрикнуть.

— И теперь мы можем объявить об этом всем, потому что ты сказала «да».