Алексей Петрухин про фильм «Последнее испытание»: «Кино должно вдохновлять, кино должно объединять, кино должно образовывать»

Сначала картина называлась «Училка: Испытание». Потом было «Первое испытание», но решили всё-таки назвать «Последним испытанием». Потому что в картине есть те, для кого это будет первое испытание, но есть и те, для кого это испытание будет последним. На наш взгляд, было важным обратить внимание на тех, для кого это было последнее испытание. Чтобы не допустить, не повторить, чтобы передать такой опыт, урок. Как и в первой «Училке», мы окунаемся в определённые проблемы, говорим о больших конфликтах, поднимаем очень серьёзные темы, деликатные, о которых вот так в жизни не поговоришь. Это всегда между строк. Но мы все понимаем, что конфликт между исламом и христианством надуманный… Очень трудно это проговорить. Но с другой стороны, это можно метафорично перенести на другие конфликты, конфликты между народами. Наше отношение к Кавказу и отношение Кавказа к русским, ко всей остальной России. Это всё между строк. Вроде как всё понимаем, но всё равно всё чувствуем. В 90-х удалось третьей силе, как говорится, нас разбить, поссорить. И вот это примирение уже на новом поколении, которое одно за другим растёт. Хочется, чтобы фильм прозвучал, хочется донести этот месседж. Я очень переживал перед первыми показами, но у нас были фокус-группы, были такие небольшие показы в разных городах. В Выборг мы эксклюзивно привезли первую версию «Последнего испытания», фестивальную, специально, чтобы со зрителями пообщаться. Фильм мы показали, и сейчас есть уверенность, что да, получается, донесли это самое послание. Опять те же самые слёзы, слёзы радости в конце всё равно, что-то светлое. Мы с той же командой поработали над этой историей. Вторую часть нашей киносерии уже делали с таким прицелом на то, чего не хватало в первой. То есть это такое жанровое кино получилось. В первой части было сложно определиться, то ли перед нами драма, то ли фарс, то ли боевик. Где-то мы переигрывали умышленно, где-то театрализованность была, снимали в одном классе. За десять дней сняли. Почти без бюджета. А вот «Последнее испытание» уже в полной мере можно назвать жанровым кино. Чтобы это был ритм, чтобы кино смотрелось, чтобы пошла молодёжь, нужен какой-то боевик. Я считаю, что мы его сделали хорошим и сильным. Постановочные бои, поединки, единоборства – драки, если сказать одним словом. Они получились не такими, какими мы их обычно видим в русском кино, а по-голливудски. К сожалению, тут иначе не скажу. При этом нужно было сохранить драму. И вот, как всегда, фильм получается трёхчасовым, а тебе нужно его сократить примерно минут на 45-50. И ты думаешь, что же убрать. Либо убирать драму, важные сообщения, тогда фильм превращается в боевик. А если убрать боевик, то останутся монологи, диалоги между героями, важные сообщения. Тут нужно было найти середину. Методом тестирования, фокус-групп всё-таки, как мне кажется, я её нащупал. Получилась такая версия, когда и нашим, и вашим, как говорится. Кино получилось зрительским, жанровым.

«Училка» – картина, которую мы сделали четыре года назад «на коленке», но с очень важным сообщением. У меня тогда было ощущение, что фильм не нёс никакой художественной ценности, жанр фарса – не киношный, по сути, эксперимент такой был. Мне очень хотелось показать конфликт поколений, отношения, современных учителей, жизнь школы, важность каждого человека… первый учитель, первый класс – про всё хотелось рассказать. И это получилось. И, я думаю, благодаря фестивалю «Окно в Европу», потому что я тогда вышел в зал и сказал, что на самом деле это не «Окно в Европу», а «Окно к зрителю». Мы получили первые три приза. И это была монетизация, потому что к призам прилагалось и денежное вознаграждение. А мы ведь этого вообще не планировали. Не думали, что картина может зайти в кинотеатры, мы думали о фестивалях, надеялись, что она понравится зрителям. Но то, что после Выборга у нас будет ещё 32 награды разных киносмотров – это дорогого стоит.

Я все интервью и мастер-классы начинаю с простого вопроса – что для вас кино? Собирали от студентов и гостей ответы… Кино должно вдохновлять, кино должно объединять, кино должно образовывать. То есть давать что-то новое. Если в твоей картине ты выполнил хотя бы одну из обозначенных миссий, это зрительский успех. Если две миссии выполнены, ты смог вдохновить и объединить, условно, – это уже сарафан и большой успех. А если тебе удаётся вдохновить, объединить и ещё что-то новое дать – это то, что порождает «вау». Это не обязательно спецэффекты, не обязательно про космический корабль или про бегающих чудовищ. Человеческие эмоции всегда были и будут самым большим спецэффектом в кино. И если ты вот это всё показал, а человек поплакал и посмеялся, задумался, а затем выходит из зала, думает и обсуждает с друзьями… А ещё если каждый посмотрел с разных точек зрения, люди начинают между собой спорить. Это круто, это и есть миссия искусства. А кинематограф – он вообще самый проникающий из всех видов искусства. В «Последнее испытание» мы попытались, насколько нам позволил бюджет, время и возможности, вложить всё это. Я сейчас вижу, что в большей степени это получилось.

Про Ирину Петровну могу вот что рассказать. Она получила сценарий первой «Училки» в 9 вечера, а рано утром мне уже позвонила и сказала, что ей интересно, но она хотела бы со мной встретиться и поговорить. Я говорю, давайте я подъеду, а она возразила, что подъедет сама. Она приехала к нам на студию и спросила меня, зачем мне это кино, для чего я его делаю? Я ей объяснил, что делаю его не ради денег, а занимаюсь им именно из-за темы. В проекте нет ни Минкульта, никого, никто нас не финансирует, мы делаем на свои средства. Она согласилась работать. Но мне нужно было обговорить с ней гонорар, занятость, потому что для нас весь процесс был построен довольно жёстко, всего несколько дней на съёмки. Ирина Петровна ответила, что ей ничего не нужно и чтобы с гонораром мы сами определялись, главное, чтобы эта тема была. Так состоялась первая картина. Вторая картина состоялась чуть-чуть труднее. Она посмотрела сценарий и спросила меня, понимаю ли я, куда мы ввязываемся? Я ответил, что раз она говорит «мы», то мне уже как-то спокойнее. На что получил её ответ, что она, конечно, говорит «мы», но у неё есть одно условие: больше не делать её такой замученной, некрасивой, как в «Училке». Я обещал подумать и предложил, чтобы её героиня уже была на пенсии, пришла в себя после всех этих событий.

Тенденция вставать летом российским картинами меняется вследствие того, что российские картины изначально провальны – это тяжело сломать. Голливуд собирает больше, потому что зритель получает возможность выбора. И плюс это парад голливудских блокбастеров. Российское кино между ними просто растворяется. Кинотеатры охотнее ставят российское кино летом, потому что им нужно работать и российским кино в том числе, но зритель не идёт. Я три картины выпускал летом, все три с хорошим потенциалом, и все они провалились.

Фильм у нас «16+». Что такое семейная аудитория? Я предложил китайским партнёрам делать упор на семейную аудиторию, на что получил ответ: «Алексей, если мы укажем, что аудитория нашего фильма семейная, то это будет означать, что мы не знаем, какая у нашего фильма аудитория». Я парировал, сказал, что семейная аудитория – это когда родители могут пойти с ребёнком. А у них в Китае такого не бывает, переводится, видно, так, что это значит, что ты не знаешь, какая у тебя аудитория. У тебя должно быть ядро, у тебя должно быть понимание. Я бы, конечно, всё-таки хотел, чтобы ядро состояло из тех, кто не знали о теракте на Дубровке.