Интервью Фильм Про. Люк Бессон: «Русские суперкреативны»

Спасибо!

Да, редко. Это просто чувствуешь. У меня совершенно особенные чувства к русским. Мне знаком их, порой, очень крутой нрав. Они не будут ходить вокруг да около. Если есть что сказать, скажут так, что мало не покажется. А я, понимаете, должен знать правду. Мне важно выйти на титрах и увидеть их глаза самому. И они аплодировали картине стоя. Очень искренний и тёплый приём.

А вы как думаете?

Конечно! Мы видим русских и американцев, которые улыбаются друг другу. И жмут руки. И это благодаря связям в науке. Когда мы заняты наукой, культурой — мы делимся. А там, где вмешиваются бизнес-интересы, начинается соперничество, а в политике — борьба. Разломы возникают не между людьми. Простые люди чувствуют связь. Я хоть и француз, но когда ребёнком увидел советско-американскую стыковку в космосе, — я просто плакал, плакал по-настоящему. Я плакал не как русский, не как американец, я плакал от имени всего человечества. Господи! Мы отправили двух парней в космос! Они встретились! Они жмут руки! Это удивительно! И это то, с чего начинается фильм. И потом мы видим, как присоединяются европейцы, потом китайцы, потом другие народы Земли. И вот уже 2100-й год, и появляются пришельцы. И они улыбаются тоже. И тоже пожимают руки, а за ними другие, и новые. И спустя пятьсот лет станция уже 12 километров в диаметре. И восемь тысяч разных существ живут вместе. Так что моё послание ясное: нам надо жить вместе, понимать друг друга и улыбаться друг другу.

У меня есть друг, психолог. Мы говорили с ним о воспитании детей. И он сказал мне интересную вещь: есть три способа быть в жизни своего ребёнка. Ты впереди. Ты рядом. Или ты позади. И он спросил меня, что я считаю правильным. Инстинктивно я выбрал третий — позади, — и это был правильный ответ. Когда ты перед ребенком, он не видит дорогу, ты видишь её за него. Если ты рядом, — ты друг, а ты, всё-таки, не приятель, а отец. А вот когда ты чуть позади, его взору открыт весь путь, и в трудный момент ему нужно лишь обернуться к тебе за советом. А ты тут как тут. Мой отец, этому правилу, пожалуй, не следовал. Но это он подарил мне мой первый комикс про Валериана. К сожалению, он ушёл, когда я готовил картину. И я не могу позвать его на показ. Меня это очень печалит. И буквально на позапрошлой неделе я решил поставить посвящение отцу в финальные титры. Плана не было. Но я слышал, что там, наверху у них проходят грандиозные показы, в 3D, и тебе не нужны очки, и звук просто удивительный. Так что я надеюсь, он посмотрит фильм там.

Вы верно подметили, технологии не были готовы десять лет назад. «Аватар» сделал возможным всё. Джеймс Кэмерон вооружил нас инструментом, что мы используем теперь. И люди, которые помогали ему в новозеландской WETA Digital, продолжили совершенствовать этот инструмент после «Аватара», так что система сейчас совершеннее. Вот почему эти текстуры, кожа персонажей, в «Валериане» так сумасшедше хороши. Ты буквально ощущаешь, что они настоящие. Но ещё десять лет назад не был готов и я сам. Это... грандиозное… Понимаете? Нужно решиться сказать: «О’кей, я возьму лодку и сделаю кругосветное путешествие, одиночное, без остановок». Нужны отвага и наглость, чтобы сказать: «Да, я берусь». И этот фильм — он огромен. Это семь лет работы. Над ним работали две тысячи человек. Так что нужно время, чтобы подготовиться, быть уверенным и опыта иметь больше, чем было у меня тогда. Так что я ждал момента, я думал, а теперь я рад, что решился на эту кругосветку и, наконец, вижу берег и говорю: «Йес!»

У нас чаще всего это микс спецэффектов и графики. Некоторых пришельцев, например, играют актёры с элементами реального костюма. Я вдруг понял, что когда ты делаешь всё на компьютере, вообще без реальной основы, — возникает что-то механическое и неживое в повадках персонажа.

И если вы часто ходите в кино, вы поймаете себя на том, что с лёгкостью определяете эти моменты: «Вот тут всё сделали на компьютере, полностью». Когда ты добавляешь элементы реального костюма, аниматоры уже вынуждены следовать за тем, что ты снимаешь. Это инструмент, чтобы заставить их делать что-то живое, человеческое. Ты говоришь им: «Вот мой актёр, а вот реальные элементы, и вы должны с ними считаться». Такая вот уловка. Фильм получается лучше, естественнее.

Хорошо!

Конечно, это определённо не американский фильм. Давайте взглянем чуть шире. «Ниссан» продаёт больше машин, чем «Феррари». Но чья машина круче? Всё зависит от точки зрения. За плечами у России века, столетия — культуры, танца, музыки, литературы, живописи. Нынешнему поветрию в индустрии развлечений нет и 20 лет. Вы в этой индустрии уже века. Да, сейчас период такой: лавочники стряпают свои чизбургеры, и глядят королями. А вы — знаете что? Ничего не меняйте. Ничего. Не. Меняйте. Русские суперкреативны. Они сильные. И если вы хотите рассказать историю — работайте над ней. Больше и больше, пока это не будет именно та история, которую вы хотите рассказать. И всё. А если вы замечетесь: «О, Боже, мне нужно приспособиться, чтоб продать побольше!», — то вам конец. Эту игру не выиграть никогда. Это как некоторые газеты повели себя, когда интернет появился: «Ой, нам надо писать быстрее». Да нет. Не обгонишь ты интернет! Предложи что-то другое. Что интернет не может предложить? Там никто не проверяет информацию. Никто.
Ты слышишь: «Папа Римский — гей!»
— О, Господи, Папа Римский — гей!.
Через два часа: «Да не-е-е! Это была шутка!»
Ты такой: «О-о-о-о, это была шутка!»
Давайте сделаем по-другому! Газеты сегодня должны дать себе время. Погрузиться в одну тему. Изучать месяц. А потом выдать шесть, семь, десять полос настоящего мяса. Не фаст-фуда. А реальной пищи. И знаете? Всегда найдутся люди, которые скажут: «Я хочу настоящего мяса. Не поймите превратно, я люблю фаст-фуд. Иногда. Но хочу ли я чизбургер три раза в день каждый день? Нет. Никогда. В субботу мы с детьми можем заскочить в фаст-фуд. Но вечером в понедельник с супругой пойдём в ресторан». А мы делаем высокую кухню. Русские и европейцы, французы. Давайте делать высокую кухню. Будем причастны к искусству. Давайте продолжать эту великую традицию, которую вы воспитали в музыке, в балете... Давайте продолжать, и пусть вас не беспокоит эта маленькая волна в парочку десятилетий. Она ничто.

Мне не приходится сопротивляться. Я художник, я создаю картины. Давайте приведу вам пример Ван Гога. Он в какой-то момент не мог продать полотно за пять евро, по нашим нынешним деньгам! Ван Гог! Чья стоимость 200 миллионов сегодня! Он кому-то предложил её за пять евро, а парень сказал: «Не!» Стал ли он перерисовывать?

Мы должны оставаться собой. Продолжать. И люди однажды… Вдумайтесь, в музыке, в литературе… Достоевский! Какой-то кореец в 17 лет Достоевского на корейском! Вот силища-то, а? Он сам о таком и не мечтал даже. Если б ему сказали — не поверил. Давайте продолжать заниматься развитием, искусством, а бизнес — держать чуть в стороне.

Я думаю, вы в этом видите больше работы, чем реально есть. Вот вы сегодня умудряетесь одновременно быть хорошим журналистом, мужем, братом, сыном, кузеном. Вы справляетесь на пяти работах каждый день. И все они разные. И для нас это норма. А я в один и тот же день могу и писать, и режиссировать, и продюсировать, но это не сложнее, чем быть хорошим мужем, отцом и сыном одновременно. Это как раз куда труднее. Я работаю с 14-ти лет. Пишу, защищаю идеи, «питчую» проекты. Это просто мышцы. Если я просыпаюсь утром и не пишу ни строчки, я жалок. Как будто не сделал зарядку. У меня избыток энергии, я должен её тратить. И когда я пишу утром, а пишу я часа два, не больше. Но после этого чувствую облегчение, день с утра как-то сразу задаётся. Это как-то естественно. Я не заставляю себя. И босса у меня нет, который бы меня подгонял. Это просто моя пища.