Виталий Манский: «Общая проблема еропейских и российских документалистов в том, что мы все жалуемся на жизнь»

Общая проблема еропейских и российских документалистов в том, что мы все жалуемся на жизнь. Только то, на что они жалуются, для нас пока является мечтой. Потому что в Европе ситуация складывается куда лучше: на телевидении, на государственных каналах, есть слоты для показа настоящего, авторского документального кино, есть какой-никакой прокат, большое количество фондов, которые помогают развитию документального кино, чего в России пока нет. На телевидении есть много документальных картин, но это скорее телевизионные программы. В прокате фильмы если и появляются, то в виде исключения, подтверждающего правило. И у нас, к сожалению, один фонд под названием Министерство культуры и, хотим мы того или нет, возникают ложности организационного порядка. Скажу даже честно - возникает монополизм одного грандодателя. Если бы одна и та же сумма, что и через Министерство культуры, проходила через несколько разных фондов, то возникала бы конкуренция. И нужно понимать, что чиновник - только 8 часов чиновник. Остальное время он - человек со своими вкусовыми пристрастиями. Всё это в совокупности усложняет развитие документального кино в России.

Да вы знаете, когда делаешь документальную картину, твои регалии не то, что не помогают, они даже мешают. Прежде всего они не помогают, когда ты сталкиваешься с той реальностью, в которой работаешь. Когда у тебя в три часа ночи в машине, в которой ты живёшь со съёмочной группой, заканчивается газ и отопление и внутри машины становится минус 15, то будь ты лауреатом «Оскара», ты бессилен что-либо сделать. А мешают регалии, когда ты просто приходишь поговорить с человеком, а он, увидев лицо из телевизора и поняв всю свою ответственность, начинает гнать какую-то пургу. И приходится тратить время на то, чтобы вернуть его в нормальные человеческие эмоции. И в этом смысле я завидую молодым дебютантам, которые приехали, и с ними сразу начинают говорить по душам.

Мой подход заключается в том, что у меня нет никакого уникального подхода. Я действую по ситуации. Это как было при работе над картиной «Труба», когда в посёлке Калачи мы зашли погреться в один из домов. Вот зашли - сидим и молчим. Хозяйка дома и её сын дали нам чай, при этом сама она только изредка что-то говорила. И я говорю группе: «Поставьте камеру в предбанник и снимайте!».И собственно, те редкие фразы, что были произнесены этой женщиной, и вошли в картину. И по смыслу эти слова были лучшими в фильме. Готовился я к этим словам? Конечно, нет!

В этом смысле я считаю себя стандартным человеком. Я снимаю то, что интересно мне. А то, что интересно мне, по всей очевидности и при всей моей стандартности, интересно огромному количеству людей. Съёмками фильма я удовлетворяю собственное любопытство. С любопытством я поехал снимать фильм о Далай-ламе, с любопытством я делал картину об истории телевидения.

Вы знаете, помню как-то 20 лет назад я приехал к своим друзьям в Финляндию и один мой финский товарищ, попробовав кусочек привезённой мною сёмги, сказал: «Эта рыба искусственная. Она выловлена из бассейна, а не из реки». А я, что тогда, что сейчас не отличил бы, где речная, а где не речная рыба. Это я к тому, что для простого потребителя разницы между телевизионным и настоящим, авторским документальным фильмом, нет. Но это не значит, что этой разницы нет. Нужно понимать, что телевизионное документальное кино снимается тогда, когда автор заранее знает, о чём она, от начала до конца. Часто такие картины снимаются, когда заранее написан текст, когда известно, с чем каждый вновь появляющийся герой в этот фильм войдёт и с чем выйдет. Настоящее документальное кино снимается, когда ты в лучшем случае знаешь, где будет начало истории, а зритель вместе с тобой проходит путь к познанию смысла. Это не значит, что на телевидении нет истины, но для людей тонких и чувствующих эта разница очень важна. Я вообще за то, чтобы в России было много сложных людей. Но сложные люди неудобны для власти, потому что ими очень сложно управлять.

Я думаю, это иллюзия, что только гламурно и монтажно можно завлечь зрителя. Говорю вам это, как президент фестиваля «Артдокфест». Мы ежегодно собираем в свои залы не менее 20 000 человек, среди которых много молодых людей, и я вижу, что их прошибает на слезу. Мы показывали картину голландского режиссёра «900 дней» о блокаде Ленинграда, очень спокойную картину, вдумчивую, неторопливую, и я помню реакцию в том числе молодых зрителей - были даже слёзы. Главное, что они поняли, что пришлось пережить их дедам и прадедам.

Я с оптимизмом смотрю на судьбу авторского документального кино, хотя понимаю, что заниматься им - сродни подвигу. Ведь все мы должны как-то существовать, кормить семьи, а когда нет рынка, нет возможности, не то что зарабатывать, а просто держаться на плаву, это смущает. Это обидно, но я верю, что это временные трудности. Я и сам живу в этой стране, потому что верю, что увижу другую Россию.