Преобладание маленьких студий на рынке может измениться, если государство введёт систему мэйджоров, как это было в игровом кино
Как видно по одному из главных графиков исследования, подавляющее большинство респондентов требует новых идей и новых действий для того, чтобы отрасль документального кино приобрела положенное ей место в культуре страны вообще и в киноиндустрии в частности. Графики, продемонстрированные собравшимся в Центре документального кино представителям разных элементов отрасли, предлагали пространство для серьёзного размышления. Оказалось, например, что более половины существующих в стране студий документального кино снимают не более двух фильмов в год.
Любопытно также, что для подавляющего большинства производителей цель заработать на тех фильмах, которые они снимают, не стоит. При этом существуют эти студии (по крайней мере, половина из них) только за счёт производства документального кино. Если перевести это на русский язык, это значит, что студии получают государственные деньги, которые уходят на съёмки и на зарплаты, а снятые фильмы остаются лежать на полках, потому что их не продают и не покупают. Ещё четверть студий живут за счёт рекламы разного рода – опять же, не за счёт кино. Только у 3 % студий доходы от фильмов составляют большую часть совокупного дохода.
Виталий Манский, режиссёр, продюсер:
За любым социологическим исследованием следуют, извините, оргвыводы. Мы помним, как основе Movie Research был сформирован список мэйджоров, с которыми сначала боролись, а потом стали бороться за них. После исследования тем же Movie Research кинофестивалей России фестивали, по всем показателями получающие меньшие результаты, оказались наверху, что в итоге отразилось на государственном финансировании. Одни фестивали стали получать больше, другие – меньше… Мы бьёмся лбом о кафельную плитку, выступая каждый на свою тему. В результате будет кем-то написан меморандум. Будут написаны фамилии всех, участвовавших в обсуждении, согласны мы с этим или нет».
Странная ситуация: студии не продают свои фильмы, но живут именно за счёт их производства
У существенного количества студий нет ни достаточного количества оборудования в собственности, ни специалистов по многим важным профессиям в штате. На половине студий используются устаревшие форматы записи изображения и технически неприемлемые способы записи звука. Более половины фильмов снимаются при участии не более 5 человек. 40 % студий не принимают на практику молодых специалистов. Половина студий единственной формой продажи фильмов считает отправку их на кинофестивали, а 15 % не продает фильмы вовсе. Только 6,4 % продают свои фильмы для кинотеатрального проката, 34 % - на федеральные каналы. Соответственно, из опрошенных телеканалов половина не показывает ни одного российского документального фильма за год. Причину эти каналы тоже называют. Главная – отсутствие субсидий государства на показ документального кино. Вторая, не менее важная – использование в фильмах материалов, на которые не куплены права. То есть, документалисты используют музыкальные и видеофрагменты из интернета, не договорившись с правообладателем, а телеканалы не хотят рисковать и получать повестки в суд за нелегально показанный на канале контент.
Трейлер фильма «Антон тут рядом» - самого кассового отечественного документального фильма за 2012 год
Теперь – фестивали. Более, чем половине существующих фестивалей документального кино в стране (а их более 150), поступает от 100 до 300 заявок от киностудий. Есть даже такие, где количество заявок превышает 1000. При этом только у 8 % фестивалей есть возможность наградить победителя денежным призом, который составляет обычно до 2 тысяч долларов. Фестивали могут зарабатывать на продаже билетов, но лауреаты не окупят производство фильма, даже если получат несколько денежных призов.
Олег Иванов, генеральный директор Movie Research:
Мне хотелось бы услышать, сколько часов или сколько единиц документального кино нужно производить. Но не производить не потому, что этого хотят производители, а потому что это востребовано прокатом и обществом. И ещё нужно понять, какие для этого нужно принять усилия. Только тогда можно выстраивать разговор о том, как реформировать работу индустрии документального кино».
Государство ежегодно поддерживает около 450 фильмов, выделяя на каждый около 1 млн рублей. Регионы практически не поддерживают документальное кино. Зато поддерживают коммерческие организации, и уровень их участия, в денежном эквиваленте, в итоге выше государственного. Сюда не входят телеканалы: по совокупности, выделенных ими средств в два раза меньше, чем у коммерческих организаций.
Софья Гудкова, директор Центра документального кино:
Самая главная проблема у нас: те люди, которые снимают документальное кино, не знают своего зрителя и не думают о нём. У нас в прокате ежедневно идёт пять документальных лент. И я могу собрать любое количество людей на любой бесплатный сеанс. Но если вы хотите, чтобы люди заплатили деньги, вы должны представить фильмы определённого качества. Есть же картины, на которые люди готовы прийти не раз и даже посоветовать их друг другу. Но 90 % показываемых у нас фильмов – западные. Не потому, что мне хочется переписываться с американскими продюсерами, а потому, что у нас нет подходящего контента. Это самая большая проблема. Зритель голосует ногами. Государство могло бы помочь двумя способами. Первый – формирование вкуса у аудитории. Зритель не знает документальное кино, он необразован. У меня нет денег, чтобы учить его за свой счёт. Мы существуем на дотации, спонсорские деньги и доходы от показов, правительственных денег у нас нет. Второй – выдача прокатных удостоверений фильмам. Можно было бы ещё добавить контроль качества фильмов, который должны бы осуществлять продюсеры. Не без помощи государства, возможно».
Достаточно посмотреть титры любого западного документального фильма, чтобы понять, насколько меньше людей принимают участие в этой работе в России
Если подводить итоги, то получается следующая ситуация. Рынок переполнен маленькими студиями, которые, при этом, не считают нужным ни зарабатывать собственно фильмами, ни набирать новый персонал и покупать технику, ни выверять эстетическое и техническое качество фильмов, ни хотя бы каким-то образом думать о зрителе, который, в итоге, документального кино не видит. Повторимся, только на государственные средства снимается 450 фильмов в год, а ведь есть ещё фильмы без господдержки, которые никак нельзя учесть все, но можно предположить, что их тоже не меньше. Допустим, что порядка тысячи документальных фильмов в год – при том, что половина телеканалов не показывают нашу документалистику вообще.
Евгений Григорьев, президент Гильдии неигрового кино и телевидения России:
Давайте зафиксируем проблему: у нас почти нет легальной музыки. Каналы боятся брать документальное кино, потому что к ним Sony Music придёт. «Мы не берём ваш фильм ,потому что не доверяем вашему звуку. Потому что вы снимаете на DV-CAM, когда уже давно есть MARK3». Мы сейчас находимся в таком состоянии, что должны разговаривать со всеми экранами, которые есть на рынке. С телевидением, с VoD-сервисами, с кинотеатрами, с киноклубами. Российское документальное кино не является фактом общественной жизни, наше исследование это зафиксировало».
Самый кассовый документальный фильм отечественного проката в 2013 году - фильм Рона Фрике «Самсара». Его сборы - около 15 млн. рублей. Для сравнения: самый кассовый отечественный фильм этого года, «Да здравствуют антиподы!» Виктора Косаковского, собрал 575 тыс. рублей. Впрочем, это нормальная цифра для российского авторского кино в прокате
Кризис приобрёл зримые очертания, и сообщество профессионалов намеревается принимать комплексные меры. Правда, пока не очень ясно, кто их будет принимать и что это будут за меры. Есть Гильдия неигрового кино и телевидения, в руководстве которой сейчас преобладают молодые специалисты. Есть Министерство культуры, которое выделяет финансирование и у которого есть свои критерии в оценке документального кино. И есть производители, большинство которых одним из основных решений всех проблем видят увеличение государственных средств на поддержку документального кинематографа. Статистические данные указывают, что это – не панацея. Начался долгий, трудный диалог, который даст свои плоды в ближайшие несколько лет. Организаторы встречи обозначили как возможный рубежный момент 2020 год. А мы будем держать вас в курсе дальнейших событий.
