Андрей Родионов: «Молодёжи сегодня кабак не интересен»

Удивлён, потому что мне казалось, такой фильм просто не выпустят. Может, дадут ему прокатное удостоверение, но на этом всё и закончится.

Отношение – чудесное. Вообще, меня история с созданием «Проруби» удивила очень во многом. Мы сразу писали сценарий в стихах, а не пьесу. Этот вызов нам предложил Андрей Сильвестров. В кинематографе это достаточно редкое явление. Деньги мы искали тоже не совсем обычными путями: занимались краудфандингом, в результате которого я познакомился со своим дальним родственником, и он дал нам ощутимую сумму денег на этот проект. Всё это было очень интересно, обо всём можно очень долго говорить. А ещё я первый раз в жизни был на красной дорожке «Кинотавра».

Разумеется, но спектакль был частью промоушна фильма, а не вещью в себе. Возможно, мой соавтор Екатерина Троепольская, которая была связана с кино и до этого сценария, лучше понимает, как это всё должно выглядеть на экране. Но лично я был очень удивлён увиденным. И я – доволен.

Немного по-другому. Есть люди, которые давно и принципиально не смотрят телевизор. Я к таким людям не отношусь, но понимаю, что значит увидеть телеизображение после долгого перерыва. На переднем плане спектакля висел экран, внизу на зелёном хромакее сидели «телеведущие», но глаза людей были прикованы к «телевизору». На экране было то же самое, что в самом спектакле, но люди смотрят именно на экран, и это было удивительное явление. Один из зрителей признался, что не смотрел телевизор очень давно, но увидев экран, не мог от него оторваться. А ведь там просто два диктора читали новости!

О ней рассказывали дикторы, но она от этого не проигрывала. Это просто другой формат.

Да нет, двое суток! Мы так пропитались водой, что стали в два раза тяжелее.

У нас был один товарищ, который не тонул. Ему к ногам привязывали утяжелители, но он всё равно не тонул. А надо было находить в середине дайверского бассейна, где над тобой метр воды и под тобой два. Водолазу пришлось держать его за ноги, чтобы он не всплывал.

Да, мы с Катей придумали. Любовь – это чудесная штука, она нас возвышает. Нефть – вещь земляная, она нас притягивает к земле, держит. Это не противопоставление, в мире есть место и тому, и другому. Главное – не сосредотачиваться исключительно на нефти.

Когда мы садились за сценарий «Проруби», то как раз спорили, надо ли делать её рассказом о грядущих бедах или победах, либо говорить в ней об ощущении, с которым мы живём. О нашей жизни, о том, что мы видим, о том, что мы думаем о телевидении. Мы сделали вещицу, которая будет смешной всегда, даже когда она перейдёт в разряд ретро. Но там есть и модные вещи, например, рассказ о приключении Олигарха написан в рэповом ключе. Другое дело, что этот рэп читают ведущие «Дождя», поэтому ощущение тут не рэп-баттла, а какой-то бессмысленной сумасшедшей работы. Мне в фильме как раз нравится, что он не сиюминутный. Можно было туда навтыкать чего угодно, мы этого не сделали. У нас с Катей полно пьес о будущем России, тот же «Сван». В нём мы предположили, например, что вскоре в России будет принят закон, обязывающий всех говорить стихами. А недавно узнали, что известные службы такси на собеседовании требуют от водителей читать наизусть стихи Пушкина, иначе на работу не возьмут. Это нам таксист-гастарбайтер рассказал.

Это называется «акцентированный стих». Но – да. Разумеется, баттлы и слэм очень похожи. Причём интересно, что мы занимаемся, в том числе, всероссийскими слэмами, то есть состязаниями поэтов, где победителей выбирают зрители, и там всегда была проблема с Санкт-Петербургом. Потому что там есть очень узкая прослойка, человек двадцать немолодых людей, которые устраивали соревнования между собой. Мы уже привыкли думать, что с Петербургом в этом смысле всё кончено, он похоронен. И тут там появляются такие товарищи, пусть даже Гнойный – из Хабаровска. Вдруг Питер начинает задавать моду…

Не «фактически», а – на поэзию. Рассуждать, является ли рэп поэзией, - это тоже вчерашний день. Конечно, это поэзия!

Оно скорее не цеховое, а клановое. Какие-то люди получают гранты на толстые журналы, и Министерство культуры подразумевает, что там будут публиковаться стихи определённого содержания. Толстые журналы отвечают этим требованиям, но это не значит, что всё, что туда не попадает, - это не стихи.

Мы перекроили. Учитывая международный опыт, мы перевели слэм в театр. Первый слэм с Театре труда, на Петровке, показал, что народу это надо. Зал был забит – в отличие от нескольких прошлых лет, когда мне с трудом удавалось собрать на слэм 60 человек. Другая атмосфера, сцена, это театр, а не кабак. Молодёжи сегодня кабак не интересен. А театр – очень.

Вера Полозкова и Дмитрий Быков собирают не меньше народу, чем Гнойный с Оксимироном. Те же полуторатысячные залы, а гонорары даже побольше, пожалуй.

Не видел, но читал о нём и знаю всё, что нужно знать. Конечно, если бы мы за год до него участвовали в каннском конкурсе, мы бы его обогнали и победили бы там. Но мы этот год доделывали фильм. А переговоры с Каннами были, они интересовались.

Было несколько читок в Воронеже и, кажется, в Самаре. Но проблема в том, что современный театр не знает, как работать со стихами и с пьесами в стихах. Трудно с ними, режиссёры берутся за то, что попроще. Но время научило меня быть спокойным на этот счёт.