«Мы не знаем, когда «Чернобыль» появится в прокате»: большое интервью с Александром Роднянским

Хотелось бы избежать, если честно. Главное обаяние фестиваля - это, конечно, общение. Фестиваль - прежде всего коммуникация. И в этой связи я думаю, что фестивальная часть должна быть в оффлайне. Другое дело, что рыночная часть наверняка может быть в онлайне.

Мы не координировались, но мы теперь знаем даты ММКФ и, естественно, будем стараться не пересечься друг с другом. Это очевидно. Лишь бы состоялись международные фестивали осенью. Мы этого в точности не знаем. Новый руководитель Биеннале, частью которого является и Венецианский кинофестиваль, он как-то очень энергично выступил, сказав, что, слава Богу, Каннский кинофестиваль не состоится, и они, то бишь, Венецианский фестиваль, смогут выбрать лучшие фильмы и показать их. Я лично сомневаюсь, что и Венецианский смотр состоится, и что на север Италии при отсутствии вакцины и при наличии плохой истории региона в начале сентября прилетит много гостей. Не мне на это указывать, но нехорошо злорадствовать, что главного фестиваля мира в этом году не будет. Я имею ввиду Каннский.

Это симпатичный шоукейс, извините за международный термин. Такая внефестивальная программа, если хотите, любопытный способ показа и продвижения кино. Фестиваль в целом - способ продвижения фильмов, он выполняет роль навигатора для людей, интересующихся авторским кино, кинематографом, который не располагает большими рекламными бюджетами, и которому они и не помогают. И в этом смысле «Кинотавр. Special Edition» очень удобная вещь для многих картин, которым тяжело выйти в прокат, или дистрибьюторов, которым нужна помощь, привлечение зрителей (а зрителей можно привлечь только через прессу, через внимание лидеров мнений, экспертов). Поэтому мы и организовали этот, на мой взгляд, очень симпатичный пятидневный фестиваль, в рамках которого показали несколько картин-лауреатов Каннского и Венецианского кинофестивалей, не привлекших внимание нашей аудитории, но стоящих того. Каким-то картинам это, несомненно, помогло. И мы бы хотели продолжать, приглашая авторов, организовывая дискуссии с ними. То есть, иметь возможность не только показать картину Роя Андерсонна, но и поговорить с ним.

Если и вернутся, то не сразу. Мне кажется, это будет ступенчатое возвращение. Мы не понимаем природу этой эпидемии: закончилась ли она, закончится ли, появится ли вакцина, не начнётся ли вторая волна? Иными словами, почувствуют ли себя зрители в безопасности. Мы уже знаем, что когда в Ухане объявили о конце пандемии, кинотеатры открылись, но в них никто не пошёл. То есть, первым этапом будет чувство безопасности, которое должны испытать зрители. Или это будет редуцированный прокат, когда скажут, что можно собирать в зале, например, не более пятидесяти человек. Но это же не тот самый прокат, о которым мы с вами говорим, и который должен вернуться. И второе соображение, вернее фактор: будут ли деньги в карманах наших зрителей, будут ли они в том финансовом состоянии ходить в кинотеатры в таком количестве, так часто и так интенсивно, как они это делали до пандемии? Иными словами, это будет ступенчатое возвращение к кинопрокату и только после появления вакцины, либо качественных препаратов, которые позволят не бояться больше инфекции, можно будет говорить о полноценном кинопрокате. А пока, боюсь, что лучше не обманывать себя ожиданиями.

Конечно, произойдёт. Это гигантский удар по индустрии, по самым большим студиям. Производство этих картин подразумевает колоссальную ответственность, активы, о которых вы сказали, это активы, доходящие до полумиллиарда долларов в год - на производство и маркетинг. Это сложная финансовая система, которая в случае пропуска года и потери $25-30 млрд окажется в чудовищном состоянии. Что уж говорить о малых компаниях, которые делают небольшие студийные картины. Эти картины нужно финансировать, держать штат, платить из своего кармана. Сложнейшие вызовы встают перед киноиндустрией, и только в тех странах, где государство оказывает ей хоть какую-то помощь, компании среднего и малого сегментов будут иметь возможность выжить. Самое главное, мы не можем передоговариваться с банками и фондами, не зная даты выпуска фильмов, чтобы рассчитаться по обязательствам. Это колоссальная проблема с планированием: можно ли продолжать фильмы, их производство? Мне кажется, сейчас многие планы меняются в сторону пролонгации производства. Получится, мы потеряем не один год, а пару лет, когда из производственного цикла выпадут многие фильмы. И это очень большой удар по индустрии. Часто его сравнивают с Великой депрессией, но я бы не стал. Тогда это был период роста голливудской индустрии: «фабрика грёз», резко опустив стоимость билета, привлекла безработных. Они приходили утром, и за 20-25 центов сидели целый день и смотрели разные фильмы. А у нас наоборот получается — пандемия с той ситуацией несопоставима. Боюсь, для индустрии настали времена перезагрузки.

Помочь кинотеатрам в первую очередь. Они первые под ударом. Сейчас они вообще ничего не зарабатывают и при этом продолжают платить зарплату персоналу, за электричество, рассчитываться с правообладателями, чьи фильмы они показали перед пандемией. Этот цикл колоссально сложный и многие предрекают закрытие чуть ли не 30-40 процентов кинотеатров. Им надо помогать обязательно, чтобы сохранился рынок. И, конечно, компаниям-производителям. Потому что все без исключения производители сегодня теряют и теряют не по своей вине. И в этом смысле, к сожалению, я вынужден признать, что без помощи государства индустрия, конечно, не выживет, а речь идёт именно о выживании.

Я не думаю, что платформы генерят прибыль. Даже «Нетфликс» весь в красных цифрах и не является прибыльной компанией, хотя он тратит $20 млрд на контент. Это сопоставимо с общемировым кинотеатральным рынком. Допускаю, что прибыль есть у российских стриминговых платформ, но в любом случае они не тратят столько средств на производство российского же кино. Пока главным финансистом российского кино является государство. И это не лучшая новость о российском кино, если честно.

Ну, ближе к марсианам, конечно. Мне более вероятным кажется вариант с выстрелом из бластера с их стороны, нежели мирной дискуссии. Они чувствуют себя королями, они без сомнения являются таковыми. Они тратят больше $30 млрд в год на производство собственного контента. Они считают необходимым дистрибуцию своего контента на своей платформе. Они считают кинотеатры главным вызовом и конкурентом. Им кажется, что это дела давно минувших дней - показ фильма в кинотеатрах. Ну, за исключением больших аттракционных фильмов. Всё остальное можно смело смотреть так дома на маленьких экранах. Они считают это разумным и правильным. Почему им нужно считаться с работниками на их взгляд устаревшей индустрии, если, самое главное, зрители выбирают их, подписываются, платят, смотрят всё больше контента, а они (онлайн платформы) всё больше и больше контента им предлагают. Мне кажется, это довольно очевидная вещь, с которой они и дальше будут развивать свои платформы. И ожидать от них можно разве что приобретения больших студий. Условно говоря, «Нетфликсу» проще купить голливудского мейджора, чем с ним договариваться. Кстати, голливудский мейджор может стоить недорого относительно того, сколько он стоил несколько лет назад, и условному «Нетфликс» сможет за миллиард купить, например, Sony Pictures. А Apple, со своей стороны, в состоянии купить тот же «Нетфликс». Об этом уже давно и много говорят. Я думаю, мы с вами находимся в самом начале эпохи, которая иным образом трансформирует рынок.

Мне кажется, есть твёрдое понимание, что кинопрокат трансформируется. Есть очевидные потребности людей в двух типах коллективного просмотра. Первое — это большой аттракцион. Всё тот же Marvel, DC, фильмы про Бонда, фильмы Джеймса Кэмерона. Всё это надо смотреть в кинотеатрах. И мне кажется, под эти фильмы со временем будут созданы свои кинотеатры, которые будут демонстрировать их по несколько месяцев, но этих кинотеатров будет намного меньше, чем сегодня. Будет 300-500 экранов для больших аттракционных фильмов, которые будут идти по месяцу-два. И вторая потребность, которая диктует появление своего рода даже клубов, а не кинотеатров, — это коллективный просмотр содержательного кино: событийного, интересного, не обязательно нового. Это могут быть показы классических фильмов, которые молодая аудитория не видела, но может быть заинтересованной в просмотре и обсуждении. У нас были такие киноклубы, когда зрители не просто покупали билет в кинозал, а потом разбегались, а оставались и обсуждали свои впечатления друг с другом или с автором. Такие центры коммуникации, которые могут показывать и качественное независимое, современное или классическое кино, тоже должны появиться в будущем как самостоятельные сети. Я думаю, что к этому движется киноиндустрия. Может быть не очень быстро, но пандемия заставит владельцев многих кинотеатров ответить на главный вопрос: как вы видите своё будущее? И мне кажется, многим владельцам кинотеатров придётся определяться — первым или вторым образом.

Мы обсуждали это с Даней Козловским. Не пришли к общему мнению. Мне кажется, это может быть и сильным минусом. Аудитория устала от проблем и нервного напряжения и будет искать в кинотеатрах побега от действительности. На что Даня во многом справедливо заметил, и я бы хотел с ним согласиться, что фильм предлагает сильное эмоциональное сопереживание героям, к ним можно подключиться. И выйти из зала, наполненным не пессимистическими мыслями о будущем, а о том, что в силах человека справиться с любым вызовом. Мне кажется, аудитория всё-таки будет выбирать кино, способное перенести её в другое пространство, поможет спрятаться от того, что мы называем реальностью. Собственно, поэтому мы и не знаем, когда «Чернобыль» появится в прокате. Всем понятно, что первоначальные даты — начало октября — могут показаться излишне оптимистичными. Но на когда переноситься и переноситься ли вообще, мы пока не знаем. К сожалению, надо рисковать. Даже если фильм выйдет через год, будет большой риск.

История названия нашего проекта очень длинная. Ещё до того, как Даня влился в проект и предложил название «Когда падали аисты», оно было «Опасная вода». А в 2005 году, когда я впервые объявил о производстве фильма, он назывался просто «Чернобыль». И я всегда был сторонником названия фильма «Чернобыль», как в своё время у нас был «Сталинград». Мы сейчас обсуждаем возвращение к базовому названию, с которого мы когда-то и начинали, без вот этого опасливого второго названия «Бездна». Что касается американского сериала, то он прекрасен. Мы, конечно же, не знали о том, что они будут его делать, когда начинали, и уж точно не знали, что он получится хорошим сериалом, несмотря на то, что он на английском языке и с большим количеством, в общем-то, не вполне аутентичных деталей нашего быта. Все эти беспрерывно пьющие водку ликвидаторы. Должен вам сказать, как человек который там был (а я впервые приехал на пятый день аварии, 1 мая, как режиссёр-документалист, и возвращался туда на протяжении трёх лет), пили там не водку, а красное вино. Потому что красное вино считалось лекарством. Наш фильм о простых людях, которые своими жизнями закрыли эту амбразуру. Простые, абсолютно не героические персонажи. Мы сделали фильмы с разных сторон. У нас локальная человеческая история о тех, кто невольно оказался жертвами аварии и её же ликвидаторами, а у них история про систему.

Знаете, я наслаждаюсь в эти дни классическим кинематографом, до которого очень долгое время не доходили руки. То, что я смотрел в институте или сразу после, но не пересматривал в спокойной обстановке. Ну, например, вчера я посмотрел «Фотоувеличение» Микеланджело Антониони (великий фильм) и посмотрел стилистически прямо противоположный ему «Заводной апельсин» Стэнли Кубрика. В один день. И это, конечно, удивительное наслаждение. Я посмотрел картину, которая всегда меня приводит в состояние изумления — «Сладкую жизнь». Ещё «Гибель Богов» Висконти. Я на самом деле не ищу спасения в милых весёлых рождественских сказках. Я их не очень-то и люблю, но классическое кино меня всегда спасает. При этом оно позволяет сохранить внутреннюю амбицию по отношению к качеству фильмов. Ты твёрдо понимаешь, на каком несопоставимо низком уровне ты работаешь сам, когда видишь эти удивительные шедевры. Что касается современного кино, то, признаюсь, я смотрю пропущенные мною сериалы. Среди них есть, без сомнения, значимые художественные произведения. К их числу я отношу два сезона выдающегося сериала Паоло Соррентино — «Молодой папа» и «Новый папа». И с таким же удовольствием посмотрел сериал «Наследники».

[Это классический мой трюк. Я много раз начинал с нуля. Будучи советским успешным режиссёром документального кино, я принял приглашение крупнейшего немецкого канала ZDF и приехал в страну, на языке которой я не говорил. Там я делал проекты, которые никогда не делал и не стал бы делать — телевизионные сериалы. И мне нужно было одновременно учиться всему. Потом я с нуля начинал телевизионный канал на моей родной Украине. Потратил 12 лет жизни. Потом с нуля начал «СТС-Медиа». Потом, когда СТС стал успешным, я начал оперировать не одним, а несколькими телевизионными каналами и стал первым продюсером, акции которого продавались на нью-йоркской бирже. Это большое достижение для бизнеса. На пике я это оставил и снова вернулся в кино. Уже как продюсер. Иными словами, я много раз начинал, и сейчас у меня впечатление, что снова придётся начать. Я неоднократно стучался в Голливуд и сейчас мы делаем много международных проектов. Мне кажется, начинать с нуля — главное умение сегодняшнего дня. Я думаю, без него, не пройдя через подобный опыт, никто из молодых людей не поймёт жизнь. Технологии развиваются очень быстро, профессии устаревают, бизнесы разоряются. Прожить жизнь, спрятавшись от такого развития, не удастся. Мне кажется, то, чему нужно учиться, — это каждый раз оценивать заново состояние дел и того мира, в котором мы оказываемся. И затем делать выбор: чем мы хотели бы заниматься успешно? И я даже завидую молодым людям, потому что у них выбора больше, чем было у меня. Если бы я был молодым человеком, я бы смотрел на мир более широко.

Нет, мы его затормозили. Но двигается проект, который основан на книге бывшего аналитика ЦРУ Джона Никсона. Она называется «Допрос президента». Это история человека, который долгие годы специализировался на психологии ближневосточных лидеров, в частности, Саддама Хусейна. Будучи посланным во время войны в Багдад с миссией ЦРУ, он оказался именно тем, кто сумел помочь с поиском убежища, где скрывался Саддам Хуссейн, тем, кто опознал его во время захвата морскими пехотинцами. Ему была предоставлена возможность допроса Саддама Хуссейна, они провели несколько недель, разговаривая, и это оказалось гигантским личным опытом для Джона Никсона. До такой степени, что он, осознав ошибки, которые были сделаны им, руководством ЦРУ и Белого дома, даже попытался спасти Саддама Хуссейна, понимая, что без него начнётся гражданская война в Ираке, которая расширится до пределов всего Ближнего Востока. Что и случилось потом. В качестве режиссёра у нас американец арабского происхождения Зиад Дуэри. Его предыдущий фильм «Оскорбление» был номинирован на «Оскар» и получил приз на Венецианском кинофестивале. Он всегда был человеком с двойной идентичностью и хотел разобраться в состоянии дел на Ближнем Востоке. Мне бы хотелось, чтобы это была картина жанровая, увлекательная, а с другой — чтобы она была правдивая, объёмная, чтобы мы не повторяли ошибки пропагандистского кино. На данном этапе с готовым сценарием и режиссёром, которым мы очень довольны, мы находимся на этапе утверждения актёров. Очевидно, что Никсона должен играть большой, известный американский актёр, а Хуссейна — арабский актёр из региона. Когда мы утвердим актёров, будем запускаться.

Дальше — производство очень крупного фильма о беженцах Второй мировой войны. Несколько миллионов евреев были лишены гражданских прав в немецкоязычных странах, и люди, лишённые прав, пытались найти убежище. К 38-му году немцы ещё не приняли ключевого решения об уничтожении. Соответственно, в этом же 38-м году была создана конференция, где представители 32-х стран обсуждали судьбу нескольких миллионов беженцев, и только лишь маленькая Доминиканская Республика выразила готовность принять несколько тысяч человек. Все остальные, включая, такие демократические страны, как США и Великобритания, отказались, после чего началась всем известная история, которая привела к холокосту и уничтожению 6 миллионов евреев. Я предложил партнёрство оскаровскому лауреату Кевину Макдональду (он снял очень успешный документальный фильм «Несколько дней в сентябре») и режиссёру Рори Кэннеди (оскаровский номинант, дочь Роберта Кеннеди). Это будет документальный фильм, который может выйти в кинопрокат. В последнее время документальное кино очень успешно в прокате.
В работе фильм венгерского режиссёра Корнела Мундруцо, чьи фильмы пять раз были в Каннах и неоднократно получали там награды. Он только что закончил в Штатах съёмки «Фрагменты женщины» с Шайей ЛаБафом и Ванессой Кирби. И я предложил ему сделать историю, основанную на лонгридах о порноиндустрии в Будапеште. Это драматическая история о самой эксплуатационной индустрии мира, создаваемая во времена #metoo. «Женщина для всех» он называется, но мне не нравится его звучание. Будем думать над названием. Всего у нас 10 утверждённых проектов, на которые мы тратим деньги, и мы хотим их сделать многоязыкими, современными и объёмными.